2005.10.15. «Саратовская областная газета» №283

Алексей ЗЫКОВ

НЕБЕСНОЕ ЗЕРКАЛО ОСЕТИНСКОГО ТАНЦА

В детстве, глядя из окна своего пятигорско­го дома на белеющую вдали величественную и гордую цепь Кавказских гор, перечитывая любимую толстую книгу немногословных, но очень ясных и точных «Сказок нартов», я по­гружался в суровый, но честный, порядочный и справедливый мир народа, уважительно от­носящегося не только к себе, но и к другим. Наверное, это качество перешло к осетинам от их предков, аланов, некогда самых могу­щественных племен центральной части Се­верного Кавказа.

Как много детских впечатлений хранится в памяти каждого из нас, и эти впечатления ос­таются на всю жизнь. Мы взрослеем и обере­гаем детство уже наших сыновей и дочек. Ког­да-то, повзрослев, и они, помня свои детские впечатления, воспринимая мир через них, они будут оберегать своих детей...

Так происходит у всех народов. Но, к сожа­лению, у всех народов встречаются выродки. Что за детские воспоминания хранятся в их памяти, если нарушают они столь естествен­ный и незыблемый закон человека уберечь дитя от невзгод?

Трагедия, случившаяся в Беслане, многим разорвала сердце. Земля Осетии обагрилась кровью детей. Белоснежные горы Кавказа по­меркли в лучах заходящего солнца.

Рождение, жизнь, смерть составляют основу спектакля «Небесного зеркала» — лауреата Всероссийской театральной премии «Золотая маска» Северо-осетинского государственного обрядового театра «Арвайден». «Небесное зеркало» и спектакль «Золото нартов» в память жертв Беслана были показаны 11 и 12 октября на сцене Саратовского академического театра драмы им. И.А. Слонова.

Так мои детские впечатления дополнились новыми ощущениями.

Традиции, обряды разных народов удиви­тельнейшим образом, отличаясь друг от дру­га по воплощению, схожи по сути. Бог, Солн­це, Земля. Объяснение для себя сил приро­ды, тайны рождения и смерти. И все это че­рез музыку, танец, костюм. Попытка познако­мить нас с особенностями осетинского риту­ального действа в спектакле «Небесное зер­кало» (идея, сценография, костюмы художе­ственного руководителя театра Виолы Ходо­вой, хореограф-постановщик Тимур Сикоев) безусловно, любопытна уже хотя бы потому, что театру удается возбудить интерес к куль­туре своего народа.

На первое место, на мой взгляд, здесь вы­ходит костюм. Именно он производит самое сильное впечатление на зрителя. Достаточно сказать, что костюмы и декорации исполнены в художественных мастерских Большого теат­ра. Сочетание белого, красного и черного яс­но и точно символизирует рождение, жизнь, смерть. Длинные, прямые, производящие впечатление жесткости и непоколебимости конструкции костюмы этих цветов с элемен­тами загадочных, манящих символов с само­го начала спектакля заявляют нам эти три этапа человеческого существования.

Фигуры эти столь значимы, что сам человек рядом с ними кажется слабым созданием, ре­бенком, целиком и полностью зависящим от воли Бога и Стихий. Что есть рождение? Мо­мент, когда женщина находится одной ногой на земле, а другой — в могиле. Она уязвима, как и рождающийся ребенок, для сил зла. Жертвоприношение — вера в то, что можно заменить одну смерть другой, принося в жертву животное: козу или курицу. Жизнь представляется нам в строгом, очень ох­раняемом разделении мужчин и жен­щин. Большое внимание уделяется со­единению мужчины и женщины, по­этому особенно насыщена обрядо­выми действиями свадьба. Это та­нец плодородия, исполняемый исключительно женщинами ночью во время свадеб, готовящий невесту к таинству зачатия и рождения. «Чепена» — исключительно мужской танец, «Ерыскафт» — танец-соревнование муж­чин и женщин и т. д.

Наконец, спектакль подводит нас к третьей составляющей — к смерти, и черный цвет становится доминирую­щим в костюмах артистов.

И здесь я бы хотел остановиться на двух эпизодах, на мой взгляд, наибо­лее полно сумевших соответство­вать задаче театра — поднять об­рядовое действо с его фольк­лорной основой до сценичес­кого воплощения, где на рав­ных существуют хореогра­фия, костюм и артист. Это обряд «Цоппай», связанный с культом грозового божества осетин Уацилла, когда убитому молнией надевали но­вую одежду, клали на то место, где он был убит, и до самой ночи танцевали, представля­ясь настолько довольными, как будто это бы­ло какое-то празднество, потому что печаль­ные лица оценивались как грех против Уаиллы. Эпизод производит сильное впечатление. Мужчины и женщины, двигающиеся по кругу, словно заставляют себя побороть горе от по­тери близкого. Превозмогая себя, они начина­ют двигаться все быстрее и быстрее, делясь на несколько кругов, переплетаясь, соединя­ясь и рассыпаясь, они доходят до почти ис­ступленного веселья, за которым хореографу удается контрапунктом удерживать ощущение боли. Зритель мгновенно откликается на про­исходящее на сцене, поскольку это становит­ся не просто реконструкцией старинного обря­да, а касается человеческих чувств, понятных и близких и сегодня, и сотни лет назад.

Такое же ощущение вызвал эпизод «Цырт. Траурный хонга». В случае смерти сговорен­ной невесты после ее похорон существовал обряд, дающий право ее жениху найти новую невесту. Мы видим жениха в тоске, с немыс­лимой болью в душе. Сильный, красивый, мо­лодой, он, кажется, потерял смысл жизни. И вот появляется образ его умершей невесты. Мелко перебирая ногами, она словно плывет по сцене, обходя, сопровождая своего воз­любленного. Отпускание жениха, позволение найти себе другую сделано просто и ясно. В три подхода невеста развязывает мужской платок на его шее, и их последнее продвиже­ние вместе — прощание, столь знакомое нам по кавказским танцам: сильные крепкие руки мужчины, оберегающие женщину, и женщина, словно плывущая рядом с ним, со слегка от­веденной в сторону головой.

Второй спектакль «Золото нартов» (хорео­граф Татьяна Баганова) основан на легендах и мифах осетин, с детства знакомых мне по книж­ке с истерто-красной обложкой. Спектакль с первых же минут захватил обожаемой мной пластикой танца модерн, бережно и тонко со­единенной с осетинскими народными танцами. Центральными фигурами постановки становят­ся два брата-близнеца Ахсар и Ахсартаг. Краса­вица Дзерасса, живущая на дне морском, столь понятно и узнаваемо переданном средствами хореографии. Семь ее братьев, отдающих свою сестру Ахсартагу в жены — в благодар­ность за то, что исцелил он ее золотым яблоком из чудесного сада нартов. Драматически пере­данная смерть братьев. И оставшаяся одна Дзерасса, ожидающая рождения детей...

Снова темы рождения, жизни и смерти. Об­рядовый театр остается верным выбранному направлению, хотя используются несколько иные средства выражения, как пластические, так и музыкальные. Было приятно видеть труп­пу театра, освоившую и это танцевальное нап­равление, принявших эту пластику с душой и пониманием. Роскошный по костюмам и деко­рациям, соединенный с грамотной, вдумчивой, по-настоящему талантливой хореографией, этот спектакль дает право воспринимать театр как живой, ищущий, движущийся вперед.

Сидя в зале, увлеченный сценической ис­торией, я не переставал завидовать театру, столь сплоченному в своих творческих иска­ниях, столь одержимому любовью к своей ро­дине и старанием поделиться ее «золотыми яблоками» с нами. Огромным уважением и поддержкой, видимо, пользуется коллектив в такой небольшой республике, как Северная Осетия —Алания, ибо не могу даже предста­вить, какое же количество денег было затра­чено на приобретение шикарнейших костю­мов и декораций! Сидя в зале своего театра и глядя на так преобразившуюся сцену, я толь­ко разводил руками и откровенно завидовал — мне ничего больше не оставалось.

Затихла музыка, пауза и аплодисменты ак­терам, создателям и тем, кто сделал возмож­ным приезд Северо-осетинского театра в Са­ратов. Приятно было видеть в зале множест­во саратовских земляков «Арвайдена», их полные гордости и радости глаза. Они фото­графировали, дарили цветы, обнимали испол­нителей. Для них это еще и встреча с домом.

А для меня — воспоминания детства.

Спектакли, посвященные жертвам террористического акта в Беслане, весь сбор от кото­рых поступит в Фонд помощи семьям погиб­ших бойцов спецподразделений «Альфа» и «Вымпел», завершились. Остается лишь по­жалеть, что слишком мало саратовцев увиде­ли эти спектакли, слишком немногие отклик­нулись на призыв о помощи. Слишком корот­кая у нас память...